«Долгий XIX век» в истории Беларуси и Восточной Европы. Исследования по Новой и Новейшей истории - Коллектив авторов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
После закрытия Виленского университета часть профессуры в течении еще десяти лет была задействована в обеспечении деятельности Виленской медико-хирургической академии. Без работы остался 21 профессор, которых предполагалось трудоустроить в других российских университетах, некоторые вышли в отставку по возрасту, перешли на гражданскую службу или занялись частной практикой. Среди перешедших в другие вузы империи можно отметить математика И.К. Абламовича, юриста А.Н. Мицкевича (брата знаменитого поэта), химика И.М. Фонберга – они продолжили преподавание в Киеве в университете Св. Владимира, в Московский университет перешли хирург Л.С. Севрук и юрист А.С. Коровицкий, Маримонтский сельскохозяйственный институт в Польше возглавил ветеринар М.Н. Очаповский. В Харьковский университет устроился молодой магистр астрономии А.Ф. Шагин.
Наибольшее число преподавателей из уроженцев белорусского региона в середине XIX – начале XX в. привлекли столичные вузы, три этом в Петербургском университете работало более сорока ученых, но представлены они были во всех университетах империи, даже самых отдаленных. Обычной практикой были перемещения профессоров между вузами, что было вызвано возможностями более быстрого продвижения по карьерной лестнице или иными аспектами профессиональной деятельности. Представление о распределения профессуры в «поствиленский период» по университетам империи дает таблица 1.
Необходимо отметить, что наиболее популярной отраслью специализации у уроженцев белорусских земель была медицина, а обучение на медицинских факультетах, в том числе и по ветеринарному направлению, было наиболее востребовано среди студентов из западных губерний, хотя в целом в российских университетах самыми востребованными были юридические факультеты, обучение на которых давало возможность выпускникам строить карьеры в органа государственного управления. Так, в сфере медицины и близкой к ней ветеринарии строили свои карьеры более полусотни профессоров – уроженцев белорусского региона. Некоторые из них стали знаковыми фигурами, получили общероссийскую известность как ученые и практики (офтальмолог Е.В. Адамюк, хирурги Е.И. Богдановский и С.М. Рубашов, физиологи Б.Ф. Вериго и Н.О. Ковалевский, гистолог А.С. Догель, фармакологи И.М. Догель, Е.В. Пеликан и И.В. Забелин, отоларингологи М.С. Жирмунский и Л.И. Свержевский, клиницист С.С. Зимницкий, акушер Э.Я. Крассовский, онколог М.И. Лифшиц, инфекционист Е.И. Марциновский, психиатры И.Р. Пастернацкий и А.А. Чечот и др.).
Как отмечает Майкл Манн, в XIX в. вырос статус медицинской науки и при этом государство, которое стремилось стать монопольным работодателем и таким образом контролировать профессионалов, не смогло навязать авторитетные виды власти медицинской профессии. Рост городского населения провоцировал рост болезней, которые угрожали всем классам, в связи с чем врачебная деятельность в форме частной практики была востребована широкими слоями общества и получила определенную независимость от государственных институтов[303]. Медицина в Российской империи была высокодоходным занятием что было важно для многих представителей обедневшей шляхты западных губерний. На наш взгляд, меньшую востребованность юридического образования (соответственно, и числа профессоров) среди уроженцев западных губерний можно объяснить невысоким уровнем лояльности империи среди шляхты (она часто носила вынужденный характер) и, как следствие, низкой мотивацией в построении карьеры в органах государственного управления. Более полное представление о специализации профессоров – уроженцев белорусского региона в XIX – начале XX в. дает таблица 2.
Таблица 2
Научная специализация профессоров – уроженцев белорусского региона в XIX – начале XX в. [собственная разработка]
Наиболее интересными для понимания возможных перспектив развития национального белорусского проекта представляют такие отрасли научного знания, как история, философия, лингвистика. Поскольку историки и филологи – уроженцы белорусского региона выстраивали свои карьеры далеко за пределами родного края, то чаще всего они выбирали проблематику, не связанную с историей Беларуси, а изучали древние цивилизации, историю Европы, специализировались в разных направлениях ориенталистики, в чем добивались значительных результатов и получали широкую известность (О.И. Сенковский, О.М. Ковалевский, М.С. Куторга, И.Ю. Крачковский, Д.А. Хвольсон, В.З. Завитневич, В.В. Макушев, М.Н. Петров, В.Н. Бенешевич, С.М. Дубнов, В.Л. Котвич, Б.А. Тураев, В.М. Михайловский и др.). У многих ученых сюжеты, связанные с историей белорусских земель, могли возникать на фоне российской или польской истории, рассматривались в рамках анализа истории российско-польских взаимоотношений, истории древнерусского периода, истории церкви и культуры восточных славян (А.Л. Погодин, П.Н. Жукович, Е.Е. Замысловский, А.О. Мухлинский, А.В. Прахов, Е.Ф. Шмурло, К.В. Харлампович, И.П. Филевич, В.В. Новодворский и др.). Единицы осознанно выбирали региональную белорусскую проблематику для индивидуальных исследовательских проектов и даже рассматривали регион в качестве субъекта истории (И.Н. Данилович, И.И. Лаппо, М.В. Довнар-Запольский, М.О. Коялович,
A. П. Сапунов, Е.Ф. Карский). В этой связи представляется закономерным тот факт, что первый очерк истории Беларуси, в котором она рассматривается как субъект истории, подготовил и издал в 1910 г. активный деятель белорусского национального движения B. У. Ластовский[304], который не только не являлся профессиональным историком, но даже не имел высшего образования.
Среди историков особо стоит отметить А.Л. Погодина, который родился в Витебске в семье русского чиновника. Этот ученый в рамках исследований в области славистики и национальной политики обозначил в начале XX в. для научного мира существование белорусского вопроса. Его научная и общественная деятельность способствовала выводу белорусского национального дискурса из узко-региональных рамок на широкий общероссийский простор[305].
Таким образом, мы понимаем, что формирование, широкое распространение и укоренение национальной идентичности в социуме, характерной для модерных наций этно-культурного типа, есть результат целенаправленной деятельности, демонстрации социальной активности научной элиты на одном из высших уровней ее проявления.
В этой связи важно понимать, что успех либо затруднения в реализации тех либо иных национальных проектов зависели от того, носителями какой конкретной идентичности были представители этой крайне важной социальной группы, как научная или интеллектуальная элита, и как на их собственную идентичность влияли разные факторы, особенно в условиях «долгого XIX века», когда трансформация и подвижность идентичности наблюдалась не только среди широких социальных групп обывателей, но и в самых разных кругах элит. То есть идентичность обывателей может рассматриваться нами как результат конкретной деятельности, социальной активности элит и как мотивирующая данную социальную активность, научную деятельность установка конкретной личности, относящейся к социально активной группе. Это соответствует одному из направлений в понимании элит как группы лиц, обладающих высокой интенсивностью социальных и психологических